Обручальные кольца купить23.11.2016Театральная жизнь В школе, куда ходил с сентября 1946 года, он учился, по словам тетки, «без принуждения». Но и тут жизнь делилась надвое. Занятия в классе, приготовление уроков, мелкие поручения по дому - все это, видно, относилось к скучным, но неизбежным обязанностям. В свободное время он кроил, раскрашивал, клеил бумажные декорации, мастерил из бумаги же и из старых тряпок костюмы. Взрослые видели в этом игру. Да, в общем, так оно и было. Однако ж серьезность игры, поглощенность ею напоминала об играх мальчиков Кости Алексеева и Шуры Бенуа, описанных ими самими тогда, когда это уже были чтимые русской культурой Константин Сергеевич Станиславский и Александр Николаевич Бенуа. Если вам нужно купить обручальные кольца, тогда посмотрите на обручальные кольца купить и выберете те, которые вам нравятся. Не совпадали, так сказать, постановочные средства. Никита Долгушин, не в пример сыновьям богатого купца и придворного архитектора, воплощал свои фантазии, довольствуясь малым. Изображая в школьной самодеятельности турка, он «разрисовал на бумаге какую-то жилетку, сделал из желудей бусы, на голову накрутил тюрбаном полотенце, а из дамского трико устроил шаровары». Сочинив сценарий по «Сыну полка» Валентина Катаева, «нашил на отцовский старый пиджак разнокалиберные заплаты, смяв газеты, наделал «кочнов капусты», прикроватный коврик, на котором были вышиты по черному бархату разных тонов розовые маки, использовал как «лужок», чем-то завесил ширмы, рассадил нас всех и, растолковывая, как нам надо понимать, увлеченно приступил к исполнению». Ленинград налаживал театральную жизнь, прерванную войной. Люди рвались в театры, находя там отдых от пережитого и возвращаясь к забытому. Познакомился с театром и Никита, хотя его водили туда не часто. Из виденного запомнилась «Спящая красавица», а в ней как раз не танцы, но сама сказка с ее волшебством и прежде всего с «настоящими» королем и королевой. Зато в «Дон Кихоте» поразила виртуозность мужского танца, особенно туры в воздухе. Анализируя с присущим ему беспристрастием свое детство, Долгушин признается, что его воспоминания о природе, вещах, людях, зверях гораздо слабее, нежели воспоминания того же периода о театре, спектаклях и танцовщиках. Он словно бы оправдывает эту «слабость», считая, что «пейзаж и ласка матери» относятся «к вечному, а хрупкость балерины и чистота танца - к преходящему». Вызывая в памяти прошедшее, он повторяет: «Каким особенным миром меня окутывали те сказки, как верил я тем волшебникам!»
|